Победа выше всех достоинств

Фото: mktula.ru

(Окончание. Начало здесь )

«Милая мама, родная моя мамочка, дорогая Маруся»  —  теплотой и  нежностью пронизаны строки к  одной женщине  трёх мужчин, освобождающих Отечество от  нацистских  захватчиков. Сохранившиеся письма  — словно ниточка,  соединяющая тыл и  фронт. В  этом выпуске газеты мы  предо ставляем вашему вниманию заключительные документы,  в  которых раскрываются драматические судьбы трёх мужчин.

1  января Анатолий Мелихов писал матери из  Казахстана: «Итак, вступил в  свои права 1944  год. Этот год будет в  моей жизни самым характерным, самым важным. Встретил я  его довольно сносно. „Повеселился“, посмотрел „Сильву“, ёлку, более похожую на  куст с  повешенными на  нём разными безделушками. Но  для Казахстана и  это роскошь». Получивший в  конце января офицерское звание младший лейтенант выражал надежду, что «придёт тот день, когда мы  снова соберёмся всей семьёй вместе. Весёлым тогда для нас будет этот день». Ему вторит и  младший брат «Миколка»: «Мама, ты  просишь, чтобы я  сказал тебе, где  я, но  этого писать нельзя, сама должна понимать. Ты  так надейся на  скорую встречу, т.  к. немцам с  их  „фюрером“ скоро придёт капут».

Анатолий в  начале года сообщил, что окончил одну «академию», однако учёба на  этом не  завершилась, и  он  попал в  другую: «быть мне вероятно «вечным академиком». В  это  же время, 14  января 1944  года, Коля писал: «Я  там, где идут последние события на  правобережной Украине. Одним словом, когда ты  получишь это письмо, я  буду находиться или в  Польше или около, так как это последние дни фашистского ига над Европой». Это даёт нам право предположить, что Николай участвовал в  Днепровско-Карпатской операции. В  конце апреля ему присвоили звание старшего сержанта.

В  феврале был направлен на  Украину и  Анатолий: «Просто сердце сжимается, глядя на  то, что сделали эти „мёртвые головы“. В  Харькове все большие здания в  основном разрушены и  вообще всюду, где они были, наблюдается подобная картина». В  июне 44-го, когда был открыт второй фронт, Анатолий говорит о  предстоящем входе  советских войск в  Румынию: «Я  сам недоволен, что вынужден тебе посылать только свою копию, а  не  явиться в  полном оригинале.

И  эта возможность с  каждым днём удаляется по  мере приближения к  „моим старым друзьям“  — румынам, для которых приготовлена уйма подарков и  сюрпризов за  их  любезное к  нам отношение „осторожно  — окрашено“. Для получения их  они массами выходят на  шоссейные дороги и  движутся торжественным маршем. С  ними вместе движутся создатели нового порядка, боясь быть обделёнными. Зря боятся, для них, как особо отличившихся, также припасено всё в  достатке».

Румыния была освобождена от  нацистов уже в  августе 1944-го. После Ясско-Кишинёвской операции Анатолия направили под Киев, а  затем он  был переброшен на  Западную Украину.

Сыновья подбадривали мать, уверяя, что только сильный дух поможет ускорить победу, а  значит, и  скорую встречу. Например, Николай писал в  мае 1944  года: «Ты  в  каждом письме пишешь о  том, что ты  всё плачешь, что у  тебя горе, так ведь это не  у  одной тебя. Многие сейчас плачут и  у  многих есть горе даже в  тысячу раз больше, чем у  тебя, а  мы  пока что все живы. И  мне неприятно читать письма, в  которых меня как убитого оплакивают, другими словами: живого зарывают в  могилу. Вот если убьют, тогда можно и  поплакать. А  мне в  сто раз лучше и  радостнее прочесть письмо, в  котором нет слёз, а  есть лишь радость и  надежда на  скорый разгром врага и  нашу общую семейную встречу».

Мария Александровна поначалу пыталась отправлять сыновьям переводы, однако Николай и  Анатолий отсылали средства назад и  сами старались помочь матери деньгами, отправляя то  300, то  400, а  то  и  500  рублей. «Они для тебя более необходимы и  нужны.

Ты  должна как никогда беречь сейчас себя. А  мы  будем живы... придёт время  — встретимся и  оправдаем твои заботы»,  — убеждал маму Анатолий. Однако этим замыслам не  дано было осуществиться. После июля 44-го от  него перестали приходить весточки. Коля переживал: «Мама, я  почему-то не  получаю от  Толи письма».

А  23  сентября Николаю сообщили о  гибели брата: «Стал читать письмо и  чуть не  заплакал, несмотря на  то, что сам несколько раз был на  волосок от  смерти, так мне стало жаль любимого брата Анатолия. Ну  вот и  сейчас пишу, а  у  самого навёртываются слезы, а  ребята говорят: „Напиши своей маме, что мы  отомстим сторицей за  смерть её  сына“. Мама, ты  сильно не  плачь, всё равно слезами горю не  поможешь. Лучше береги своё здоровье для лучшей жизни после войны, ведь у  некоторых бывает и  хуже. Мама, если есть твоё фото, то  вышли, и  если Толикино есть, тоже вышли, а  то  я  уже стал забывать, а  Толика совсем не  помню, война отшибла всю память».

Коля до  последнего надеялся, что известие о  гибели брата  — ошибка: «Насчёт Анатолия, ещё не  все надежды исчерпаны, несмотря даже на  то, что прислали его вещи, ...ведь я  видел очень много таких случаев с  людьми его профессии». А  когда Марии Мелиховой пришло извещение о  том, что старший сын похоронен со  всеми воинскими почестями, Николай, утешая мать, призывал гордиться братом: «Он  погиб за  нашу прекрасную Родину, за  наше будущее, а  я  уверен, что каждый из  нас, когда потребуется, отдаст жизнь  за  это».

О  последних минутах жизни лётчика мы  узнаём из  письма Алексея Михайлова, который был стрелком у  Анатолия. Адресован «треугольник» был Мелихову-старшему. Датирован документ 02.04.1945: «Дорогой Тихон Никитович, вы  в  этом письме спрашиваете, что Анатолий говорил перед полётом и  перед смертью, я  это вам могу сказать. Перед полётом он  сказал, что там, куда летим, будет очень много зениток, чего я  от  него никогда не  слыхал, а  перед смертью он  ничего не  говорил особенного, напишу последние его слова, это он  мне говорил: „Брось парашют“, и  всё...»

О  муже Марии Александровны  — Тихоне Никитовиче  — почти ничего не  известно. Из  писем его сыновей ясно, что он  воевал, в  сентябре 1943-го был ранен, лежал в  тыловом госпитале, после чего, по  всей видимости, вновь вернулся на  фронт.  5  мая 1945 года он  писал жене Марусе: «Я  очень горжусь и  рад, что Николай ещё получил правительственную награду. Молодец. Дай Бог ему сил и  Мужества в  борьбе с  врагами и  скорее закончить войну... Тебе можно пойти в  парк отдохнуть, в  кино сходить, и  время так пройдет незаметно, что покажется, как будто пройдёт минута, когда я  или Коля стукнем в  окна  — мать, открывай дверь, мы  приехали. Но  волноваться и  говорить, что кошмар один  — это неправда, гордиться надо своими воинами. Победа выше всех достоинств. А  кому наречено умереть, без войны умер  бы... Толика я  вспоминаю каждый день... Горжусь его Храбростью, Мужеством и  Геройством».

Николай тоже ковал Победу. При этом «любящий сын Миколка» не  забывал радовать «милую маму»: «Да, я  не  писал тебе, что вот уже год как я  не  говорю каова, а  говорю корова, т.  е. научился говорить букву „р“. Кстати, отпустил себе маленькие усы, так что ты  меня сейчас едва  ли узнаешь».

В  феврале 45-го Марии Мелиховой написал командир подразделения, в  котором служил Николай: «Я, как непосредственный его командир, горячо благодарю Вас за  воспитание такого сына, а  в  данное время мужественного воина». 26  марта младший сын сообщил маме: «Меня наградили ещё одним орденом Красной Звезды. До  этого я  тебе об  этом не  писал, кажется, просто упустил из  виду».

С  «приветами из  Чехословакии и  Польши» он  дошёл до  «проклятой Германии». На  тяжёлом пути к  Победе Николая не  обошли стороной ранения. Если в  августе 1944-го его задело осколком в  бровь, то  16  апреля 45-го при прорыве вражеской обороны на  реке Нейсе он  был ранен в  «мягкое место осколком, который зашёл очень глубоко, на  15  см». Из  госпиталя «удрал на  костыле, добрался до  своих и  сейчас лечусь у  себя в  санчасти», поскольку «не  мог лежать в  тылу, когда все мои друзья  воюют». После выздоровления продолжил бить немца «в  его логове»: «Мама, ты  пишешь, чтобы я  был жив и  здоров, но  это, к  сожалению, от  меня не  зависит, но  если со  мной что и  случится, так ведь я  воевал не  за  чужого дядю, а  за  тебя, за  Родину, за  Октябрьскую революцию, а  за  всё это каждый из  нас  — бойцов РККА  — не  пожалеет своей крови и  самой жизни».

До  1948 года Николай, работая завскладом части, оставался в  Германии. Очень скучал по  родителям и  родной земле: «С  нетерпением ждём того дня, когда нас будут отправлять по  домам. Если  бы вы  знали, как хочется попасть сейчас домой на  гражданку, чтобы пожить вольной жизнью. Одеться в  гражданское...»

80  лет минуло с  тех пор. Несломленные, несгибаемые, непокорённые  — эти слова с  приставкой «не» применимы ко  всему нашему народу, победившему нацизм. Мы  — наследники героев  — и  в  этот раз одержим уверенную победу, уже над неонацизмом.